Кровь Асахейма - Страница 16

Вопрос о том, зачем это было сделано, оставался открытым, и на него не было ответа. Это могло быть прихотью старого ярла, ностальгирующего по морским походам. Или его принесли жрецы для какого-то непонятного ритуала, чтобы задобрить дух горы. А может, он лежит тут, постепенно разваливаясь, со времен, когда Русс ходил среди них.

Каким бы ни было их происхождение, драккар и его странная гробница оказались позабыты на много столетий с момента погребения. Это место стало реликтом, наполовину утраченным фрагментом быстро исчезающего прошлого Фенриса. Только Всеотец знал, сколько времени корабль простоял, рассыпаясь и замерзая.

Теперь гробница с кораблем стала приютом для Ярнхамара, комнатой, в которой они собирались перед тем, как отправиться в путь по морю звезд. Им казалось, что давать клятвы друг другу в тени головы драка весьма символично.

Хьортур всегда любил выставляться напоказ. Ему нравилось запрыгивать на хрупкую палубу, которая крошилась под его ногами, и выкрикивать старые морские команды на племенном наречии, которого никто из них не понимал. Они смеялись и смотрели, как он мечется между скрипящими балками и досками и отдает непонятные приказы.

Гуннлаугур улыбнулся воспоминаниям. Хьортур любил повеселиться. Он вел стаю с кровью на когтях и улыбкой на покрытом шрамами лице. Это был истинный сын Русса, кровожадный гончий пес, отчаянный, пугающий и необузданный монстр.

— Ну, давай, — нетерпеливо сказал Вальтир. — Рассказывай.

Гуннлаугур ответил не сразу. Какое-то время он изучал стоявшую перед ним стаю, которая когда-то была больше, разбитое сердце того, чем ему доверили командовать.

Он увидел, как Вальтир бросил взгляд на него. На бледном, постоянно недовольном лице горели пронзительные глаза. Он чувствовал сдерживаемую силу в руках мечника, запертую мощь, которая могла без предупреждения вырваться в ослепительном вихре стали. Он видел в нем расчетливость, холодный и пытливый ум аналитика, сообразительность стратега. А еще он видел уязвимость и потребность во внимании.

Его взгляд переместился на Ольгейра. Большой воин стоял расслабленно, его непокорная борода разметалась по доспеху, а покрытые шрамами щеки собрались складками, он был готов как улыбаться, так и яростно реветь и брызгать слюной. В нем были беззаветность, великодушие и целеустремленность. Ольгейр казался скалой. Он никогда бы не смог стать полноценным лидером, но мог бы направлять и вдохновлять. Тяжелая Рука не стремился к большему по сравнению с тем, что уже имел. Недостаток амбиций был его слабостью, но это же делало его незаменимым.

Следующим стоял Ёрундур, Старый Пес. Он был крив и кос, перекручен и искривлен прожитыми годами. Гуннлаугур видел в нем усталость, въевшуюся в самые кости, гордость, цинизм. Но он умел летать. Именем Русса, как он летал. И, несмотря на всю свою раздражительность, Старый Пес многое повидал и совершил. Он знал места, где были закопаны трупы, и по каким дорожкам их туда тащили. Знал, где спрятаны лопаты и в каких кузнях их изготовили. Когда Моркаи наконец придет за ним, тысячи тайн будут похоронены вместе с ним.

В тени Ёрундура стоял Бальдр. Этот был загадкой. Такой славный, покладистый, уступчивый. Когда он читал саги, его голос был мягким, он исполнял древние песни идеально и размеренно. Никто не относился плохо к Бальдру Фьольниру. Он шел по жизни гладко, как кот на мягких лапах, без усилий, по пути наименьшего сопротивления. Однако когда он убивал, в нем проявлялось нечто сдерживаемое, подавленное, спрятанное. Да, Бальдр был загадкой.

Наконец, в комнате была новая кровь, щенок, парень. Хафлои стоял поодаль от остальных, находясь в состоянии нервной бравады и угрюмой отстраненности. Его рыжие волосы ярко блестели в свете огня. Он казался до боли молодым, свежим, как открытая рана, выдернутым из привычной ему среды. Гуннлаугуру нравилось то, что он видел. Хафлои научится. Его клыки вырастут, шкура станет серой, а все колючки его характера сгладятся со временем. А пока его присутствие будет полезно для всех. Они вспомнят, какими они сами были когда-то: по-ребячески драчливыми, энергичными, нетерпеливыми, дерзкими и впечатлительными. Вся галактика тогда лежала перед ними, отчаянно прося, чтобы они ее завоевали.

— Итак? — требовательно спросил Вальтир.

Гуннлаугур посмотрел на мечника.

— Еще рано, свердхьера, — ответил он. — Не все собрались.

— Что? — дерзко выпалил Хафлои, еще не полностью осознав иерархию стаи. — У вас еще кто-то есть?

Гуннлаугур посмотрел назад, поверх голов собравшейся стаи, в сторону низкого сводчатого входа. Когда его взгляд упал на облаченную в доспехи фигуру, стоявшую в проеме, по телу прошла дрожь.

«Пятьдесят семь лет. Но я бы узнал его где угодно».

— Еще один, — мягко ответил Гуннлаугур.

Бальдр следующим заметил новоприбывшего. Он резко развернулся, глаза радостно вспыхнули.

— Гирфалькон! — закричал он и бросился приветствовать стоявшего в проходе человека.

Потом Ольгейр оттолкнул Бальдра в сторону, заключил Ингвара в сокрушительные объятия, от которых заскрипели доспехи, и потащил его в комнату, словно охотник — ценный трофей.

Ингвар со смехом выбрался из зубодробительной хватки Ольгейра и оказался в круге света только для того, чтобы снова очутиться в тени обступивших его воинов. Вальтир подошел и неуклюже пожал ему руку. Бальдр хлопнул по спине. Хафлои предпочел держаться позади.

Во всей этой суматохе Гуннлаугур на краткий миг поймал взгляд Ингвара. Казалось, что он стал более жестким, а сами глаза — чуть более серыми. В остальном это был тот же воин, в компании которого он провел не один век смертного.